– А петух-то наш бабник и потаскун!
Глаза матери блестели отнюдь не укоризной, некая тайная гордость светилась в них.
     Жена моя, испорченная городским пуританским воспитанием, поперхнулась воздухом и начала попеременно таращиться то на меня, то на детей, опасаясь, очевидно, излишней любознательности наших чад, касающейся новоявленных слов.
     Я было уже собрался продемонстрировать перед семейством законы логики, объяснив, что петух не может быть бабником, ибо курица, как известно, не баба, то бишь не птица, или как там правильно?.. И пока я разбирался со своими нахлынувшими сравнениями и причинноследственными связями, моя мама, времени даром не теряя, бурно живописала подвиги нашего петушка.

     Петух действительно отличался непомерной тягой к любовным утехам. Неудивительно, но показательно то, что он вовсе не был особенным красавцем: самой обычной внешности, среднего размера, с заурядной статью и голосишком. Да вдобавок и имечко-то у него было банальнейшее – Петя. Но вот поди ж ты…  А неудивительна сия прыть оттого, что и в прочем животном мире, не говоря уж о такой скотинке, как человек, нередок случай, когда, казалось бы, тщедушная особь мужского пола пользуется невероятной популярностью у прекрасной половины своего вида, оставляя далеко позади орлов и героев. На нашей улице таким орлом, без сомнения, был соседский кочет: перышко к перышку, осанка и блеск, зычный голосище – ну, натуральный Геракл птичьего мира. Но в то время, когда Геракл выпячивал могучую грудь и самовлюблённо закатывал глаза, наш Петенька за его геракловой спиной благополучно топтал его же гераклову хохлатку.

     Конечно же, были у Пети и проблемы. Когда закатившиеся глаза соседа – рогоносца возвращались на традиционное, с точки зрения здравой скромности, место и в поле их видимости попадал наш проказник, Пете ничего не оставалось, как спасаться бегством, поскольку, сами понимаете, – разные весовые категории. Хозяева дворов также не жаловали непрошеного гостя.
     Своих же шести куриц Петру катастрофически не хватало. И рано поутру, когда задвижка ворот открывала путь к свободе, петух, скоренько уделив внимание своим законным супружницам, спешил искать удовлетворения зова плоти на чужие подворья.
     Кстати, Геракл тоже регулярно появлялся у нас во дворе, но совсем по другому поводу, и не один, а в сопровождении личного гарема. Дело в том, что корма для курей мама всегда выставляла много – на целый день, ибо часто кормить их было некому и некогда. Наевшись утром, курицы разбредались по лопухам да крапиве, барахтались на солнышке в пыльных ямках, олух наш озабоченный носился неизвестно где, а в бесхозном дворе бесчинствовал сосед со своими кумушками. Более всего этим фактом была опечалена моя мама, а петуху же интересы дома были совершенно чужды, чревоугодничество он, по-видимому, презирал в принципе, устремления его были другими, я бы сказал, менее приземлёнными.
     Беда пришла неожиданно. Беда, она, знаете ли, почти всегда приходит неожиданно. Доподлинно неизвестно, чья рука запустила в нашего ловеласа булыжник, но найден был Петя с разбитой головой в придорожной траве, окровавленный, без, как говорится, признаков жизни. И принесли его домой, и охали над ним, и ахали, и костили неведомого снайпера, покусившегося на жизнь бедной птицы. Однако совсем отдавать концы петух не собирался, хотя и был очень плох. Сидел он в корзине, в доме, не ел, не пил неделю, похудел и поник.

     Однажды, возвращаясь с работы, я издали ещё увидел около дома консилиум деревенских тётушек, а рядом плачущую навзрыд мою пятилетнюю дочь. Завидя меня, дочь поспешила навстречу:

– А - а - а! Ы – ы - ы!

– Аня, что ты плачешь? Что случилось?

–А – а – а! Не на – до петушку го – лову от – руба – ать! Ы – ы!

     Конечно же, пришлось поддержать дочь и маму мою. Голова была оставлена при петухе, дочь утешена, консилиум распущен.

     Тем временем настали погожие дни июня. Стали страдальца выносить на улицу погреться на солнышке, поили его с ложечки, кормили творожком. В ежедневных молитвах жены, в просьбах о здоровье и благоденствии нашей семьи стал упоминаться  и Петя. Дабы больного не обидели пышущие здоровьем сородичи и прочая живность, поместили его в огород, за спасительный штакетник, и заносили в сарай только на ночь. Мало-помалу петух начал поправляться, клевать корм, пить и бочком-бочком передвигаться вдоль ограды. Но что-то всё-таки было у него нарушено и, когда он, как и прежде, вскидывал голову, то валился вслед за своей же головой назад. Я уже покрикивал на него, как на здорового, когда Петя залезал на грядку и ломал рассаду капусты. Оставив в покое капусту, петух подходил к забору и сквозь щели явно заинтересованно и тоскливо смотрел на гуляющих куриц.

     Вечером очередного рабочего дня мама, возвратившись домой, обнаружила петуха за пределами огорода, в траве, окровавленного, почти не дышащего. Каким образом он покинул убежище, неизвестно, хотя зачем он это сделал – я смутно догадывался. Изуродовал в этот раз несчастного Петю, несомненно, сосед – Геракл, не забывший обиды, ему нанесённые. И снова бедолага наш был помещён в реанимацию. И поили его с ложечки, и охали над ним. Но недолго. Дней через пять охламон опять ломал капусту в огороде. В сарай его уже на ночь не заносили. Была середина июня. Во время дождя герой наш прятался под огородным столиком, там же и ночевал.

      Семью я отправил к тёще на Украину. Дом опустел. День шёл за днём. Жизнь продолжалась. Однажды ночью я проснулся от нехорошего шума – кто-то кричал. Бедственно так, жалобно и предсмертно. Обувшись, я вышел на улицу. Кричал в углу огорода петух. Это был не крик, а вой. Наверно, так вопит пытаемый человек на последней стадии пытки. Я поспешил в огород. У столика за бочкой трепыхался петух. В полумраке июньской ночи я разглядел нечто серое и толстое, убивающее нашего Петю. Крыса!!! Гадкий грызун! Но это была не крыса. Упираясь широко расставленными задними лапами, петуха душил ёж. Совершенно поражённый кровожадностью милого зверька, я попытался отпихнуть хищника носком ботинка, но не тут-то было. Ёж вошёл в раж. Схватив попавшееся под руку пустое ведро, я накрыл негодяя и оттеснил его от жертвы. Петух затих. Ведро я прижал кирпичом в надежде продемонстрировать ночного киллера матери и долго ещё потом  не мог от возбуждения заснуть.

     Наутро выяснилось, что ёж, сделав подкоп, сбежал. Петух, перемазанный кровью и вывалянный в мокром песке, лежал на прежнем месте. Когда его приподняли, голова несчастного свесилась грязной тряпочкой, но на ощупь он казался тёплым. И тут же, подтверждая своё присутствие на этом свете, Петя приоткрыл опухший глаз. 
     В третий раз пережив клиническую смерть, петух опять оживал. Передвигался теперь он почти ползком. Подползёт к банке с водой, уронит в неё голову, задерёт кверху – попил, уронит голову в другую банку, схватит зёрнышко – поел. Начнётся дождь  - ползёт под стол.

     Отправляясь рано утром на работу, я вышел из дома и увидел петуха, лежащего ничком на огородной тропинке около калитки. Неужели всё?
     –Петя! – голос мой дрогнул.
Петух не реагировал. Я открыл задвижку ворот – курицы уже волновались в заточении – хохлатки с квохтаньем стали одна за другой выскакивать на улицу. И вдруг, заслышав милые петушиному сердцу голоса, Петя наш приподнялся на ноги, вскинул голову и тут же свалился, увлекаемый своей увечной головой. Но через пару секунд снова поднялся, встал, широко расставив ноги, и направил свой единственный, оставшийся в целости, полузаплывший глаз в сторону представительниц противоположного пола.

                                                                                                                                      Михаил Лебедев